Под Василисой в семье Ивана Сацуро было ещё пятеро. Так говорили в старину о старшем из детей. После смерти отца она стала единственной опорой для матери: хозяйка в доме и нянька малышам. Детство окончилось быстро. Да и было ли оно?
Перед войной подростком Василиса уже не хуже взрослых управлялась с серпом, с лошадьми работала, прясть да ткать умела. Жили впроголодь. Не весомый был трудодень в колхозе, да если делить его ещё на шесть ртов.
С приходом немцев и того хуже стало. Однако по судьбе, видно, было написано, чтобы не быть угнанной в Германию. Хотя некоторые деревенские девчата вернулись в 45-ом одетые не в лохмотья и рассказывали, что попали на работу к хорошему бауэру.
Тихая, работящая и сострадательная Василиса в девках не засиделась, но пересудов не избежала. В деревне ведь хорошая и плохая новость долго не бывает тайной, моментально разносится по утрам от колодца к колодцу. Кто жалел, кто возмущался, а кто и осуждал, когда пошла девушка замуж за вдовца Дмитрия Логвинца.
– Мужик он хороший, душевный, последним поделится, да в хмелю бывает неуравновешенный, – судачили новосёлковские женщины…
– Это ещё ничего, но на двоих детей идти девке…
А у неё сердце разрывалось, когда смотрела на осиротевших детей Дмитрия: двухлетнего сынишку и восьмимесячную дочурку.
– Как же им-то? – говорила Василиса. – Не чужие они мне, если перед Богом и людьми мы с Димой муж и жена.
Шли годы, росли дети. Стало их в семье семеро, ещё родились Дмитрий, Елена, Надежда, Николай и Иван. И никогда Василиса не делила их на чужих и своих. Может, не родных по крови жалела ещё больше. И они любили её, называли мамой.
Дом стали строить большой и светлый с двумя входами. Чтобы всем места хватило. Но уже Василисе Ивановне его возводить довелось одной. На пятьдесят третьем году жизни умер муж. Старшие дети определились в жизни, создали свои семьи. А младшая дочь Надежда помогала матери во всём дома, вместе с ней доила колхозных коров на ферме. Потом курсы по подготовке продавцов окончила, замуж вышла и с мужем в город переехала.
Всем Василиса Ивановна свадьбы сыграла, сыновей в армию отправляла. Но пришла чернобыльская беда и с такими трудами выстроенный дом пришлось оставить. А потом новый удар судьбы – болезнь, поставившая грань между жизнью и смертью. Ни сыновья, ни дочки не отказались от матери. А настояла взять к себе Надежда Дмитриевна.
Уже шесть с половиной лет ухаживает за разбитой параличем матерью она. Наблюдает грустными глазами Василиса Ивановна за тем, как течёт жизнь на земле, которую так любила и лелеяла, а сказать ничего не может. И дочь часами говорит ей то, что, кажется, не успела и не успеет ещё сказать:
– Сколько пришлось тебе перестрадать, родная, за свою многотрудную жизнь! Доброе сердце твоё и трудолюбие раздражали людей злых и завистливых. Да разве на них мир держится, тех одиночках, что норовят унизить? Как же! Ты и работу тянула за троих, и детей растила, и хозяйство вела. И доказала библейскую истину, что унижающий никогда не возвысится.
Всё сделаю, чтобы подольше ты, мамочка, жила, потому что нет на свете человека роднее тебя. Ты любила нас, своих детей. И ни одна душа не услышала от тебя плохого слова.
Ты устала просто, мама. Я говорю, говорю, а ты в ответ хоть бы словечко. Давай поправлю твой платочек, причешу волосы, да продолжим разговор…
Воспоминания-мысли вслух каждый день. О том, какие в родной деревне были рассветы и закаты красивые. Как радуется сердце, когда склоняешся над ромашкой или незабудкой, и даже невзрачный мятлик вызывает восхищение, а высокое летнее небо заглядывает в душу.
От матери передалась любовь Надежде Дмитриевне к цветам. В них утопали подъезд и квартира в доме на улице Колесника, где раньше жила семья. Двухкомнатную квартиру пришлось продать и купить однокомнатную на улице Лермонтова. Площадь не позволяет иметь столько цветов, но напротив балкона на клумбе уже который год ласкают взор прохожих они, выращенные Н.Д. Кез.
Рассказывает она матери, как встретила в магазине когда-то знакомого парня Григория из соседней деревни Судково. В гости напросился, да и проговорили с ним ночь напролёт.
– Хороший, – сказала мать. – За таким горя знать не будешь…
И как в воду глядела: Григорий Викторович Кез примерный муж и зять, на заводе железобетонных изделий, которому отдал много лет, он хороший работник. Не считает за труд среди ночи подняться, если нужно помочь жене.
Или возьмёт альбом Надежда Дмитриевна специально для фотографий матери. Показывает и рассказывает, как праздновали её восьмидесятилетие в 2006-ом и несколько дней угощали соседей да знакомых своими пирогами и тортами. По кондитерской части она большая мастерица.
…Стоит переступить порог их однокомнатной квартиры – и ты в стране уюта. Не верится, что здесь тяжелобольной, прикованный к постели человек. Такое ощущение, что уют струится с каждой стены, потолка, с каждого предмета. Его излучают цветы, даже рассада помидоров и перцев на балконе.
В светлой и чистой комнате голос Надежды Дмитриевны звучит ясно и проникновенно. В глазах живой блеск добра. Каким нужно обладать характером, волей, какую нужно иметь чистую совесть, чтобы не покориться обстоятельствам, принимать их как испытание Божье?!
– Единственное чего хочу и желаю всем людям, – говорит хозяйка квартиры, – чтобы просыпаться не от боли, а от того, что светит солнышко или барабанит по стёклам окна дождик. Радуйся – ты живёшь. Чего больше этого надо? Главное в человеке ведь душа, свет людям нести она должна. Гришку вот моего до свадьбы много лет знала, нравился он мне, а что рыжий, не хотела…
– За одного рыжего двух не рыжих дают, – парирует в шутку Григорий Викторович.
И улыбки, будто осеннее солнышко, в котором ещё много тепла, осветили лица этих славных, добрых и таких родных друг другу людей. Сколько написано и сказано о таких, как они, обыкновенных в своей необыкновенности. Но стоит сердцем прикоснуться к их судьбе – и будто открываешь для себя новый материк. Забот и трудностей у них бывает столько, что, кажется, придавят. Но никаких обид и нареканий нет в сердце. Потому радостно и доверчиво смотрят на мир и людей их добрые глаза.
Владимир ДОЛГОЛЫЧЕНКО.
